les us

Alcide. - Tu pourras te saouler à ta guise... rentrer à l'heure que tu voudras... faire les quatre cents coups... T'as plus d'comptes à rendre à personne. (G. d'Hervilliez, La Donation.) — Альсид. - Можешь напиваться сколько угодно... возвращаться домой в непоказанное время... кутить так, что чертям тошно станет... Тебе больше не надо отчитываться ни перед кем.

- Hier en haut de la roue, chez une duchesse, dit Vautrin; ce matin en bas de l'escalier, chez un escompteur, voilà les Parisiennes. Si leurs maris ne peuvent entretenir leur luxe effréné, elles se vendent. Si elles ne savent pas se vendre, elles éventreraient leurs mères pour y chercher de quoi briller. Enfin elles font les cent mille coups. Connu, connu! (H. de Balzac, Le Père Goriot.) — - Вчера - на гребне волны, у герцогини, а утром - на самом дне, у ростовщика, - вот вам парижанка, - сказал Вотрен. - Когда мужья не в состоянии поддерживать их необузданную роскошь, они продаются, а если не умели бы продаваться, зарезали бы родную мать, лишь бы найти чем блеснуть. Словом, чего только они не делают. Это давно известно.

Charlotte: - Il vous manquait de piétiner la religion. Esther: - Fichez-moi la paix. Vous faites les quatre cents coups... (J. Cocteau, Les Monstres sacrés.) — Шарлотта: - Вам только не хватало поносить религию. Эстер: - Оставьте меня в покое. Вы сами вытворяете черт знает что...

... Peut-être avait-il été soldat en Afrique ou chercheur d'or en Amérique, comme les aventuriers dont je lisais les cent coups dans "l'Épatant". (P. Guth, Mémoires d'un naïf.) —... Может быть, он был когда-то солдатом в Африке или золотоискателем в Америке, подобно тем авантюристам, о похождениях которых я читал в "Эпатан".

Il avait bien profité de la vie autrefois, disait-on, puis ayant fait les quatre cents coups et ayant mangé tous ses héritages, il s'était marié et retiré. (P. Gamarra, Rosalie Brousse.) — Г-н Шенетт, как утверждали, неплохо пожил в свое время, но, перебесившись как следует и проев все свое наследство, женился и остепенился наконец.

L'homme à la moustache eut un rire sec, lorsqu'il remarqua sur la table le cercueil joujou. - Vous l'avez reçu, fit-il, puis il posa la main sur l'épaule du fermier. - Nous serons brefs, dit-il. Les plaisanteries les meilleures sont les plus courtes. Le père Boudet faisait du marché noir avec les Boches. (J.-L. Bory, Mon village à l'heure allemande.) — Усатый парень отрывисто засмеялся, увидев на столе игрушечный гроб. - Так вы его получили, - сказал он и положил руку на плечо фермера. - Мы будем кратки. Ведь чем короче шутка, тем она лучше. Папаша Буде торговал с немцами на черном рынке.

Que je vous plains. Vous, si adulé, si glorieux maintenant. Dans l'autre monde!.. - Madame, si je suis assis sur le même nuage que vous, peu m'importe le côté; avec les boucs ou avec les brebis. (J.-J. Brousson, Anatole France en pantoufles.) — - Как мне жаль вас. Оказаться на том свете - такому знаменитому, всеми почитаемому человеку. - О, сударыня, если я окажусь на том же облаке, что и вы, не все ли мне равно, кто будет вокруг: грешники или праведники.

L'ignorance dans laquelle sont laissés les patients, les termes savants prononcés près de leur lit par les hommes en blanc, ce langage inconnu que nul ne leur traduit, découplent l'angoisse et la douleur. (M. Riffaud, Les linges de la nuit.) — Тревожное состояние больных, их страдания усиливаются из-за неведения, в котором они находятся; их пугают и научные термины, которые произносят врачи около их постелей, эти мудреные слова, которые никто им не объясняет.

Le souffle court et les jambes rompues, depuis longtemps il explorait des yeux l'horizon pour y découvrir l'hospice. (H. Bordeaux, Les Roquevillard.) — Задыхаясь от усталости и с трудом волоча ноги, он уже давно напрягал зрение, чтобы увидеть впереди желанную обитель.

Maxime l'écouta, d'abord debout, puis, il s'assit devant elle, les jambes cassées par la surprise. (É. Zola, L'Argent.) — Максим начал было ее слушать стоя, но затем ноги у него подкосились от удивления, и он уселся перед ней.

- Pourquoi avez-vous menti? - Mais... monsieur... monsieur le commissaire... Excusez-moi! Ah! Moi, j'ai les jambes coupées! (A. Lanoux, À quoi jouent les enfants du bourreau.) — - Зачем вы мне солгали? - О... господин комиссар... господин комиссар... Простите меня! У меня просто опускаются руки!

Vois ceux qui s'avancent les derniers. Adopte le principe de l'Évangile [...] et fais que les derniers soient les premiers. (H. de Balzac, La Comédie du diable.) — Смотри на тех, кто идет последними. Следуй евангельскому принципу [...]. Сделай так, чтобы последние стали первыми.

À Paris, les extrêmes se rencontrent par les passions. Le vice y soude perpétuellement le riche au pauvre, le grand au petit. (H. de Balzac, Splendeurs et misères des courtisanes.) — В Париже крайности сходятся благодаря страстям. Париж то и дело соединяет богатого и бедного, великого и ничтожного.

Il croyait aussi que la paix régnera un jour, selon la promesse évangélique, par-delà toutes les frontières, sur les hommes de bonne volonté. (M. Tinayre, La Veillée des armes.) — Он верил также, что согласно евангельскому предсказанию, мир воцарится на земле, минуя все границы, среди людей доброй воли.

Robineau. - Que vos ennemis déclarés soient les critiques, les bras m'en tombent! Jouvet. - Distinguons, Monsieur Robineau, distinguons! Je compte deux sortes de critiques. (J. Giraudoux, L'Impromptu de Paris.) — Робино. - Неужели критиков вы считаете самыми заклятыми врагами? Я поражен! Жуве. - Не торопитесь, г-н Робино, не торопитесь! С моей точки зрения, есть два рода критиков.

C'était mademoiselle Préfère. Les mains jointes, elle avançait sur le miroir du parquet comme les saintes de la "Légende dorée" sur le cristal des eaux. (A. France, Le Crime de Sylvestre Bonnard.) — Это была мадемуазель Префер. Молитвенно сложив руки, она двигалась по зеркальной глади паркета, словно святые из "Золотой легенды" по глади вод.

Ta bonne et longue lettre du 16, pauvre chère vieille, m'est arrivée [...]. J'ai saisi le pli que j'ai reconnu entre cent autres (la main me démangeait de l'ouvrir, mais la bienséance, hélas!, s'y opposait). (G. Flaubert, Correspondance.) — Твое славное и длинное письмо от 16-го дошло до меня, моя милая старушка [...]. Я схватил конверт, который я сразу же узнал среди сотни других. У меня руки чесались открыть его тут же, но, увы, правила приличия не позволяли сделать этого.

De qui a-t-on dit du bien? De ma belle nièce! Les oreilles ont dû t'en corner, mon loulou. (Lettres de G. Flaubert à sa nièce Caroline.) — Кого хвалили? Мою очаровательную племянницу! Должно быть, тебе икалось, мое сокровище.

Les oreilles ont dû vous tinter - nous avons parlé de vous avec Jean-Luc jusqu'à cinq heures du matin... (N. Sarraute, Le Planétarium.) — У вас уши, должно быть, горели. Мы с Жан-Люком говорили о вас до пяти часов утра.